Читаем без скачивания Глубина [сборник] - Сергей Лукьяненко

Я просто стою и жду, когда она выкричится. Потом подхожу и становлюсь рядом у окна.

Говорить сейчас нельзя, и касаться Вики тоже не стоит, а молчать опасно, но выхода нет, и я жду. Сам не зная чего.

Горы вздрагивают, и пол под ногами начинает трястись. Вика вскрикивает, хватаясь за подоконник, я хватаю ее за плечо и упираюсь свободной рукой в стену. Земля трясется. Снежные шапки оплывают белым дымком, вытягивают вниз щупальца лавин. Мимо окна с грохотом проносится огромный валун.

— Мамочка… — шепчет Вика, садясь на пол. Она скорее возбуждена, чем напугана. — Пригнись, Леня!

Я падаю рядом с ней, и вовремя — в окно бьет хороший заряд каменной шрапнели.

— Баллов пять! — кричит Вика. — Семь!

— Восемь! — поддерживаю я. Вряд ли она видела настоящие землетрясения, иначе бы не веселилась.

Пол хижины еще трясется, но уже слабее, мелкой конвульсивной дрожью.

— Круто, — шепчет Вика, вытягиваясь на полу. Ловлю ее взгляд, касаюсь рукой щеки. — Не сердись на меня, Леня.

— Я не сержусь.

— Клиенты порой… заводят.

— Кепочка? — вспоминаю я.

— Он самый.

— Кто он такой?

Вика дергает плечами:

— Не знаю. Он в разных телах ходит и ничего про себя не говорит. Только… — Она усмехается: — Всегда появляется в кепочке. Отсюда и прозвище.

— Он — садист?

— Да, наверное. Только особого плана.

Ее губы беззвучно шепчут короткое ругательство.

— Вы что, принимаете любых клиентов? Даже таких, от которых на стенку лезете?

Вика молчит.

— Я думал, что самых больших идиотов вы отсеиваете. Если Кепочку можно заранее опознать…

— Мы — не отсеиваем никого.

— Это что, честь фирмы? «Любая причуда»?

— Можешь считать и так.

Землетрясение вроде бы кончилось. Поднимаюсь, выглядываю в окно. По склонам еще сходят лавины, речушка внизу перегорожена оползнем и медленно разливается, отыскивая новое русло.

— Стихло… — шепчу я, невольно понижая голос. Будто мои слова могут вновь пробудить стихию. — Вика, зачем ты сделала землетрясение?

— При чем тут я? Этот мир живет сам по себе. У меня больше нет возможности им управлять.

— Совсем?

Вика бросает на меня короткий взгляд, встает, разглядывает изменившийся пейзаж.

— Абсолютно. Мир становится настоящим, только когда обретает свободу.

— Как человек.

— Конечно.

— Ты так веришь в свободу?

— А в свободу не надо верить. Когда она есть, ты сам это чувствуешь.

Наверное, я знал, что она скажет эти слова.

— Вика, если человеку, хорошему человеку, грозит беда. Если он навсегда может потерять свободу… ты согласилась бы ему помочь?

— Согласилась бы, — отвечает она спокойно. — Даже если он не очень хороший человек. Это такая позиция, если хочешь.

— Мне надо спрятать человека.

Вика смешно машет головой, так что волосы рассыпаются по плечам.

— Леня, ты о чем? Где спрятать?

— В виртуальности.

— Зачем?

— Он не может выйти.

— Ты об этом, который в «Лабиринте»?

— Да.

— Леня… — Вика берет меня за руку. — Ты давно был в реальном мире?

— Полчаса назад.

— Точно? Тебе самому помощь не нужна? У меня… — она закусывает губу, — есть знакомый дайвер. Это не выдумки, они и впрямь существуют!

Забавно…

— Хочешь, я попрошу его встретиться с тобой?

— Вика…

Она замолкает.

Не привык я к такой заботе, честно говоря. Это моя специальность — беспокоиться о людях, потерявшихся в виртуальности.

— Я помогу, — говорит Вика. — Но ты не прав… мне кажется.

Сейчас мне не до споров.

— Спасибо. У вас надежные системы безопасности?

— Вполне. Ты что-нибудь понимаешь в этом деле?

Киваю. Конечно, написать защитную программу я не смогу. Но вот ломать их приходилось столько раз, что впору считать себя экспертом.

— Можешь порасспрашивать Мага.

— А он мне скажет?

— Тебе — нет. И мне тоже, а вот Мадам…

Вика мешкает, бросает на меня такой взгляд, словно просит выйти. Я иду к двери, но она окликает:

— Леня… Не надо. Хочу, чтобы ты видел.

Она подходит к стене, проводит по ней рукой. И доски расходятся, открывая узкую дверь.

Там, за дверью, свет. Холодный синеватый свет, неживой. Силуэт Вики секунду стоит в проеме, потом исчезает внутри. И я иду вслед, хоть мне этого и не хочется. Как загипнотизированный.

Сарай. Или морг. Или музей Синей Бороды.

Из стен — блестящие никелированные крюки, на них висят, чуть-чуть не доставая ногами до пола, человеческие тела. В основном — девушки, блондинки и брюнетки, несколько рыженьких, одна абсолютно лысая. Но попадаются и женщины средних лет, и пара старушек, несколько девочек и мальчиков.

Глаза у всех открыты, и в них — пустота.

— Это моя костюмерная, — говорит Вика.

Я молчу. Я и так это понимаю.

Вика идет вдоль покачивающихся тел, заглядывая в мертвые лица, что-то нашептывая — словно здороваясь с ними. Мадам висит в конце первого десятка. Вика оглядывается на меня, убеждаясь, что я смотрю, — и прижимается к пышному телу владелицы заведения, обнимает его — словно в пароксизме извращенной страсти.

Мгновение ничего не происходит. Потом — я не успеваю заметить миг перехода — Вика и Мадам меняются местами. Уже не Вика — Мадам отступает от бессильно повисшего тела.

— Вот и все, — говорит Мадам своим низким, грудным голосом.

— Зачем… так гнусно? — спрашиваю я. — Эти крюки… этот морг… зачем? Вика?

Мадам смотрит на Вику, грустно кивает:

— Вика, девочка, зачем? Объясним Лене?

Вика, нанизанная затылком на крюк, молчит.

— Чтобы не забывать, Леонид. Чтобы ни на секунду не забывать — они не живые.

Я смотрю на Мадам, куда более спокойную и мудрую, чем Вика. И если подходить непредвзято — гораздо более красивую.

— Ты должен был увидеть, — говорит Мадам.

— Я увидел.

Мы выходим из склада человечины через другую дверь — ведущую в комнату Мадам. Это совсем иной мир. Шумный и переполненный пляж за окном, раскаленное солнце в небе, сама комната набита пышной старой мебелью, повсюду разбросаны книжки, открытые коробочки со сладостями, одежда, дешевая бижутерия и браслеты дутого золота, полупустые флакончики духов, игральные карты. Огромная кровать под бархатным балдахином не заправлена, под ней валяется тапочка. В буфете — галерея початых бутылок, на стене — пыльная гитара, персидский ковер на полу проеден молью и заляпан винными пятнами.

— Теперь можешь гадать, какая я — настоящая, — говорит Мадам.

Не собираюсь гадать. В мире все равно нет иной правды, кроме той, в которую нам хочется верить.

Мы не задерживаемся в комнате Мадам, чему я безмерно рад. Здесь слишком душно.

— Леня, мне порой кажется, что ты еще совсем мальчик, — говорит Мадам. — Нельзя же быть таким наивным.

— Почему?

— Жить трудно.

— А мне никто не обещал, что будет легко.

Я иду рядом с Мадам, гадая, как мы смотримся со стороны. Бледный и высокий Стрелок годится Мадам в сыновья по возрасту, но сходства в них нет. Наверное, это выглядит как визит переодетого аристократа в дешевый бордель.

— Ступеньки крутые, — предупреждает Мадам.

— Помню.

Мы выходим в рекреационную зону, и девочки под зонтами приветствуют Мадам одобрительным визгом. Гей, бултыхающийся в воде у самого берега, торопливо встает и машет рукой. Из-под стойки бара высовывается всклокоченная голова Компьютерного Мага и торопливо ныряет обратно.

— Видишь, Вики нет, — громко говорит мне Мадам. Покровительственно кладет руку на плечо: — Девочки, Стрелок подождет свою подружку! Не обижайте его!

Общий смысл ответов сводится к тому, что меня непременно обидят, но мне это понравится. Мадам грозит девушкам пальцем, потом идет к стойке бара. Маг, словно почувствовав ее приближение, появляется на свет.

— Поговори со Стрелком, — ласково просит его Мадам. — У него есть вопросы… ответь на все.

— На все-все? — вопрошает Маг.

— Абсолютно.

— Ну, Мадам, я вас за язык не тянул! — заявляет Маг.

— Если бы в этом была необходимость… — вздыхает Мадам.

Я дожидаюсь Мага за столиком, стоящим чуть в отдалении от других. Ни к чему девочкам слушать наш разговор.

— Шампанское! — заявляет Маг, подходя ко мне. — Привет, Стрелок! Ты ведь шампанское пьешь, верно? Я не пью, там пузырьков много, потом в животе бурчит!

Он как-то странно двигается. Очень ровно, словно по асфальту. Смотрю на его ноги — они не касаются песка. На босых ногах Мага стоптанные тапочки, из которых растут крошечные, молотящие по воздуху крылышки.

— А я только с девушками шампанское пью, — отказываюсь я. — Там водка есть?